Форум
раздел
цитат
цитат
Перекрёсток истории
Марк Аврелий. Выдержки из дневников
С утра говорить себе наперед: встречусь с суетным, с неблагодарным, дерзким,с хитрецом, с алчным, необщественным. Все это произошло с ними по неведениюдобра и зла. А я усмотрел в природе добра, что оно прекрасно, а в природе зла,что оно постыдно, а еще в природе погрешающего, что он родственен мне - не покрови и семени, а причастностью к разуму и божественному наделу. И что ни откого из них не могу я потерпеть вреда, ведь в постыдное никто меня не ввергает,
а на родственного не могу же сердиться или держаться в стороне от него, раз мыродились для общего дела, как ноги и руки, как ресницы, как верхний ряд зубов иряд нижний. Так вот: противодействовать другому противно природе, а негодовать иотвращаться - это противодействие.
Что бы я ни был такое - все это плоть, дыханье и ведущее. Брось книги, не
дергайся - не дано. Нет, как если б ты уже умираешь, пренебреги плотью; онагрязь, кости, кровянистая ткань, сплетение жил, вен, протоков. Посмотри и надыханье: что оно такое? Дуновение, да и не постоянное, а то изрыгаемое, тозаглатываемое вновь. Ну а третье - ведущее. Так сообрази вот что: ты уже стар,не позволяй ему и дальше рабствовать и дальше дергаться в необщественных
устремлениях, а перед судьбой и дальше томиться настоящим или погружаться вгрядущее.
Что от богов, полно промысла; что от случая - тоже не против природы или
увязано и сплетено с тем, чем управляет промысл. Все течет - оттуда: и тут женеизбежность и польза того мирового целого, которого ты часть. А всякой частиприроды хорошо то , что приносит природа целого и что ту сохраняет. Сохраняют жемир превращения, будь то первостихий или же их соединений. Прими это заосновоположения и довольно с тебя. А жажду книжную брось и умри не ропща, а кротко, подлинно и сердечно благодарный богам.
Помни, с каких пор ты откладываешь это и сколько уже раз, получив от боговотсрочку, ты не воспользовался ею. А пора уж тебе понять, какого мира ты часть икакого мироправителя истечение, и очерчен у тебя предел времени; потратишь его,чтобы так и не просветлиться душой - оно уйдет, ты уйдешь и уж не придетсябольше.
С мужеской, с римской твердостью помышляй всякий час, чтобы делать то, что вруках у тебя, с надежной и ненарочитой значительностью, приветливо, благородно,справедливо, доставив себе досуг от всех прочих представлений. А доставишь, если станешь делать всякое дело будто последнее в жизни удалившись от всего
случайного и не отвращаясь под влиянием страсти от решающего разума, вдали отпритворства, себялюбия, неприятия сопутствующих решений судьбы. Видишь, скольнемногим овладев, можно повести благотекущую и богоподобную жизнь - ведь и боги ничего больше не потребуют от того, кто это соблюдает.
Глумись, глумись над собой, душа, только знай, у тебя уж не будет случая
почтить себя, потому что у каждого жизнь - и все. Та, что у тебя, - почти ужепройдена, а ты не совестилась перед собою и в душе других отыскивала благую свою участь.
Дергает тебя что-нибудь вторгающееся извне? - Ну так дай себе досуг на то,
чтобы узнать вновь что-нибудь хорошее, брось юлой вертеться. Правда же,
остерегаться надо и другого оборота: ведь глупец и тот, кто деянием заполнилжизнь до изнеможения , а цели-то, куда направить все устремление, да разом ипредставление, не имеет.
Не скоро приметишь злосчастного от невнимания к тому, что происходит в душедругого; а те, кто не осознает движений собственной души, на злосчастиеобречены.
О том всегда помнить, какова природа целого и какова моя, и как эта
относится к той, и какой частью какого целого является, а еще что никого нет,кто воспрещают бы и делать, и говорить всегда сообразно природе, частью которойявляешься.
Сравнивая погрешения, Феофраст хоть и делает это сравнение по обыденному,однако по-философски утверждает, что проступки, допущенные из вожделения,тяжелее тех, что от гнева. Разве не явственно, что разгневанный отвращается отразума с некой печалью, втайне сжимаясь; тот же, кто погрешает из вожделения,
сдавшись наслаждению, представляется как бы более распущенным и вместе
расслабленным в своих погрешениях. Так что правильно и достойно философии онутверждал, что погрешения, совершенные в наслаждениях, заслуживают более тяжкогообвинения, чем когда с печалью. И вообще, один похож скорее на потерпевшего обиду и понуждаемого к гневу печалью; другой же прямо с места устремляется к несправедливости, вожделением увлекаемый к деянию.
Поступать во всем, говорить и думать, как человек, готовый уже уйти из
жизни. Уйти от людей не страшно, если есть боги, потому что во зло они тебя неввергнут. Если же их нет или у них заботы нет о человеческих делах, то что мне и жить в мире, где нет божества, где промысла нет? Но они есть, они заботятся о человеческих делах и так все положили, чтобы всецело зависело от человека,
попадет ли он в настоящую-то беду, а если есть и другие еще беды, так они
предусмотрели и то, чтобы в каждом случае была возможность не попадать в них. А что не делает человека хуже, может ли делать хуже жизнь человека? Что ж, по неведению ли, или зная, да не уме оберечься наперед или исправиться после, допустила бы это природа целого? Неужто по немощи или нерасторопности она так
промахнулась, что добро и худо случаются равно и вперемешку как с хорошими людьми, так и с дурными? Ну а смерть и рождение, слава, безвестность, боль,наслаждение, богатство и бедность - все это случается равно с людьми хорошими и дурными, не являясь ни прекрасным, ни постыдным. А следовательно, не добро это и не зло.
Как быстро все исчезает, из мира - само телесное, из вечности - память о
нем; и каково все чувственное, в особенности то, что приманивает наслаждением
или пугает болью, о чем в ослеплении кричит толпа. Как это убого и презренно,смутно и тленно, мертво! Разумной силе - усмотреть, что такое они, чьи признания и голоса внесут славу? И что такое умереть? И как, если рассмотреть это само по себе и разбить делением мысли то, что сопредставляемо с нею, разум не признает в
смерти ничего кроме дела природы. Если же кто боится дела природы, он - ребенок.
А тут не только дело природы, но еще и полезное ей. Как прикасается человек к богу и какой своей частью, и в каком тогда состоянии эта доля человека.
Нет ничего более жалкого, чем тот, кто все обойдет по кругу, кто обыщет, по слову поэта, "все под землею" и обследует с пристрастием души ближних,
не понимая, что довольно ему быть при внутреннем своем гении и ему служить искренно. А служить - значит блюсти его чистым от страстей, от произвола, от негодования на что-либо, исходящее от богов или людей. Ибо то, что от богов,
своим превосходством вселяет трепет, а что от людей - по-родственному мило. Ведь иной раз и жалко их за неведение того, что добро и что зло. Ибо этот недуг ничуть не лучше того, из-за которого лишаются способности различать черное и белое.
Да живи ты хоть три тысячи лет, хоть тридцать тысяч, только помни, что
человек никакой другой жизни не теряет, кроме той, которой жив; и живет лишь той, которую теряет. Вот и выходит одно на одно длиннейшее и кратчайшее. Ведь настоящее у всех равно, хотя и не равно то, что утрачивается; так оказывается
каким-то мгновением то, что мы теряем, а прошлое и будущее терять нельзя, потому что нельзя ни у кого отнять то, чего у него нет. Поэтому помни две вещи. Первое, что все от века единообразно и вращается по кругу, и безразлично, наблюдать ли
одно и то же сто лет, двести или бесконечно долгой А другое, что и
долговечнейший и тот, кому рано умирать, теряет ровно столько же. Ибо настоящее
- единственное, чего они могут лишиться, раз это и только это, имеют, а чего не имеешь, то нельзя потерять.
а на родственного не могу же сердиться или держаться в стороне от него, раз мыродились для общего дела, как ноги и руки, как ресницы, как верхний ряд зубов иряд нижний. Так вот: противодействовать другому противно природе, а негодовать иотвращаться - это противодействие.
Что бы я ни был такое - все это плоть, дыханье и ведущее. Брось книги, не
дергайся - не дано. Нет, как если б ты уже умираешь, пренебреги плотью; онагрязь, кости, кровянистая ткань, сплетение жил, вен, протоков. Посмотри и надыханье: что оно такое? Дуновение, да и не постоянное, а то изрыгаемое, тозаглатываемое вновь. Ну а третье - ведущее. Так сообрази вот что: ты уже стар,не позволяй ему и дальше рабствовать и дальше дергаться в необщественных
устремлениях, а перед судьбой и дальше томиться настоящим или погружаться вгрядущее.
Что от богов, полно промысла; что от случая - тоже не против природы или
увязано и сплетено с тем, чем управляет промысл. Все течет - оттуда: и тут женеизбежность и польза того мирового целого, которого ты часть. А всякой частиприроды хорошо то , что приносит природа целого и что ту сохраняет. Сохраняют жемир превращения, будь то первостихий или же их соединений. Прими это заосновоположения и довольно с тебя. А жажду книжную брось и умри не ропща, а кротко, подлинно и сердечно благодарный богам.
Помни, с каких пор ты откладываешь это и сколько уже раз, получив от боговотсрочку, ты не воспользовался ею. А пора уж тебе понять, какого мира ты часть икакого мироправителя истечение, и очерчен у тебя предел времени; потратишь его,чтобы так и не просветлиться душой - оно уйдет, ты уйдешь и уж не придетсябольше.
С мужеской, с римской твердостью помышляй всякий час, чтобы делать то, что вруках у тебя, с надежной и ненарочитой значительностью, приветливо, благородно,справедливо, доставив себе досуг от всех прочих представлений. А доставишь, если станешь делать всякое дело будто последнее в жизни удалившись от всего
случайного и не отвращаясь под влиянием страсти от решающего разума, вдали отпритворства, себялюбия, неприятия сопутствующих решений судьбы. Видишь, скольнемногим овладев, можно повести благотекущую и богоподобную жизнь - ведь и боги ничего больше не потребуют от того, кто это соблюдает.
Глумись, глумись над собой, душа, только знай, у тебя уж не будет случая
почтить себя, потому что у каждого жизнь - и все. Та, что у тебя, - почти ужепройдена, а ты не совестилась перед собою и в душе других отыскивала благую свою участь.
Дергает тебя что-нибудь вторгающееся извне? - Ну так дай себе досуг на то,
чтобы узнать вновь что-нибудь хорошее, брось юлой вертеться. Правда же,
остерегаться надо и другого оборота: ведь глупец и тот, кто деянием заполнилжизнь до изнеможения , а цели-то, куда направить все устремление, да разом ипредставление, не имеет.
Не скоро приметишь злосчастного от невнимания к тому, что происходит в душедругого; а те, кто не осознает движений собственной души, на злосчастиеобречены.
О том всегда помнить, какова природа целого и какова моя, и как эта
относится к той, и какой частью какого целого является, а еще что никого нет,кто воспрещают бы и делать, и говорить всегда сообразно природе, частью которойявляешься.
Сравнивая погрешения, Феофраст хоть и делает это сравнение по обыденному,однако по-философски утверждает, что проступки, допущенные из вожделения,тяжелее тех, что от гнева. Разве не явственно, что разгневанный отвращается отразума с некой печалью, втайне сжимаясь; тот же, кто погрешает из вожделения,
сдавшись наслаждению, представляется как бы более распущенным и вместе
расслабленным в своих погрешениях. Так что правильно и достойно философии онутверждал, что погрешения, совершенные в наслаждениях, заслуживают более тяжкогообвинения, чем когда с печалью. И вообще, один похож скорее на потерпевшего обиду и понуждаемого к гневу печалью; другой же прямо с места устремляется к несправедливости, вожделением увлекаемый к деянию.
Поступать во всем, говорить и думать, как человек, готовый уже уйти из
жизни. Уйти от людей не страшно, если есть боги, потому что во зло они тебя неввергнут. Если же их нет или у них заботы нет о человеческих делах, то что мне и жить в мире, где нет божества, где промысла нет? Но они есть, они заботятся о человеческих делах и так все положили, чтобы всецело зависело от человека,
попадет ли он в настоящую-то беду, а если есть и другие еще беды, так они
предусмотрели и то, чтобы в каждом случае была возможность не попадать в них. А что не делает человека хуже, может ли делать хуже жизнь человека? Что ж, по неведению ли, или зная, да не уме оберечься наперед или исправиться после, допустила бы это природа целого? Неужто по немощи или нерасторопности она так
промахнулась, что добро и худо случаются равно и вперемешку как с хорошими людьми, так и с дурными? Ну а смерть и рождение, слава, безвестность, боль,наслаждение, богатство и бедность - все это случается равно с людьми хорошими и дурными, не являясь ни прекрасным, ни постыдным. А следовательно, не добро это и не зло.
Как быстро все исчезает, из мира - само телесное, из вечности - память о
нем; и каково все чувственное, в особенности то, что приманивает наслаждением
или пугает болью, о чем в ослеплении кричит толпа. Как это убого и презренно,смутно и тленно, мертво! Разумной силе - усмотреть, что такое они, чьи признания и голоса внесут славу? И что такое умереть? И как, если рассмотреть это само по себе и разбить делением мысли то, что сопредставляемо с нею, разум не признает в
смерти ничего кроме дела природы. Если же кто боится дела природы, он - ребенок.
А тут не только дело природы, но еще и полезное ей. Как прикасается человек к богу и какой своей частью, и в каком тогда состоянии эта доля человека.
Нет ничего более жалкого, чем тот, кто все обойдет по кругу, кто обыщет, по слову поэта, "все под землею" и обследует с пристрастием души ближних,
не понимая, что довольно ему быть при внутреннем своем гении и ему служить искренно. А служить - значит блюсти его чистым от страстей, от произвола, от негодования на что-либо, исходящее от богов или людей. Ибо то, что от богов,
своим превосходством вселяет трепет, а что от людей - по-родственному мило. Ведь иной раз и жалко их за неведение того, что добро и что зло. Ибо этот недуг ничуть не лучше того, из-за которого лишаются способности различать черное и белое.
Да живи ты хоть три тысячи лет, хоть тридцать тысяч, только помни, что
человек никакой другой жизни не теряет, кроме той, которой жив; и живет лишь той, которую теряет. Вот и выходит одно на одно длиннейшее и кратчайшее. Ведь настоящее у всех равно, хотя и не равно то, что утрачивается; так оказывается
каким-то мгновением то, что мы теряем, а прошлое и будущее терять нельзя, потому что нельзя ни у кого отнять то, чего у него нет. Поэтому помни две вещи. Первое, что все от века единообразно и вращается по кругу, и безразлично, наблюдать ли
одно и то же сто лет, двести или бесконечно долгой А другое, что и
долговечнейший и тот, кому рано умирать, теряет ровно столько же. Ибо настоящее
- единственное, чего они могут лишиться, раз это и только это, имеют, а чего не имеешь, то нельзя потерять.